Luka - Рассказы

Поручение

I

Анатолий Зубов стоял возле фонарного столба и смотрел наверх. Там нависло серое, неприветливое небо. По нему с криками проносились стаи галок. Можно было подумать, что они куда-то ужасно спешат и очень боятся опоздать. От их голосов на сердце делалось необычайно тоскливо и грустно. Шел мокрый снег. Снежинки не долетали до земли и таяли прямо в воздухе. Они оставались на лице, превращались в маленькие капли и медленно стекали вниз. Казалось, что это дождь. Но до весны было еще слишком далеко. Холодные и резкие порывы ветра не давали забыть, о том, что зима все еще властвует здесь. Анатолий не двигался и задумчиво курил. Долгое ожидание погрузило его в дремотное состояние, из которого он никак не мог выйти. К тому же неподалеку гудела котельная. Ее монотонный и ровный звук убаюкивал его еще больше. Слева, вдоль дороги, высились черные телеграфные столбы, протянувшие друг к другу бесконечные линии проводов. В сумерках они смотрелись странно и даже зловеще. Немногочисленные деревья, голые и намокшие, напоминали усталых великанов, проделавших длинный путь, и теперь глядящих за линию горизонта и ждущих неведомую беду.

А вдалеке шумел город. Там уже давно зажглись фонари и разноцветные витрины. Под ногами вместо асфальта лежала густая грязь и наполовину растаявший лед. Машины не спеша, сновали то туда, то сюда с включенными фарами. Люди топтались на остановках, заходили и выходили из ярко освещенных магазинчиков, возвращались с работы. Окна домов манили своим теплом и уютом. А из-за того, что снег попадал на ресницы, огни светофоров расплывались и казались нереальными, большими гирляндами. Все вокруг соединилось в последнем аккорде уходящего дня. Пройдет совсем немного времени, и наступит ночь. Она окутает город в свою темную шаль, и тот затихнет, остановится, как мелодия, которая не заканчивается, а переходит в эхо, а оно в свою очередь является началом для другой мелодии таинственной и спокойной. Медленный танец ночи едва ли будет нарушен чем-то, кроме все также мирно падающего снега, и одиноких прохожих, не понятно, что забывших на пустынных улицах, уснувшего города.

Анатолий ждал уже сорок минут, а может даже и больше. Но тот, с кем он должен был встретиться, все не появлялся. Ему порядком поднадоело стоять здесь, под фонарем, кроме того, он начинал замерзать.

Зубов даже не знал, кого именно он ждет. И это действовало ему на нервы. Директор фирмы, в которой работал Анатолий, вызвал его к себе в кабинет перед самым окончанием рабочего дня и объявил, что необходимо выполнить одно крайне важное поручение. А именно, передать сверток. Кому, и что там находилось, начальник не удосужился сообщить. Он только нахмурил брови, когда Анатолий спросил о содержимом пакета и повторил, что задание очень важное, можно даже сказать особенное. "Парень, не задавай лишних вопросов, делай, что тебе говорят. Хоть в лепешку разбейся, а вещь эту передай". Больше ровным счетом ничего добиться не удалось, кроме мятой бумажки, на которой он написал адрес.

Никогда до этого Зубову не приходилось бывать в здешних местах. Самая окраина города, маленький дворик, где четыре двухэтажных каменных дома образовывали коробку с одним единственным входом. Здания выглядели мрачно и заунывно. Старые, с потрескавшейся краской и облетевшей штукатуркой строения, непонятно как сохранившиеся с незапамятных времен. Основной цвет их - серый, а кое-где бледно-зеленый. В каждом несколько подъездов. Чердачные окна на крышах смотрели вниз черными, пустыми глазницами. Дальний конец двора полностью тонул во мраке. Что там находилось, Анатолий разглядеть не мог. Подозрительным казалось и то, что нигде не было видно света. Дома как будто пустовали, и создавалось впечатление, что в них никто не обитает. Кроме фонаря, под которым он стоял, других признаков освещения не наблюдалось. Это рождало какую-то непонятную тревогу и тоску.

Но внезапно Зубов улыбнулся и поглядел по сторонам. Двор и дома напомнили детство. Когда-то очень давно Анатолий со своими родителями переехал в точно такой же район, где и провел большую часть жизни. Только два с половиной года назад ему подвернулся шанс купить собственную квартиру. Здесь немаловажную роль сыграло везение. Работа, куда его устроил Виталий Леонидович - хороший друг семьи, когда-то ухаживавший за матерью Анатолия, но потом отступивший, и навсегда оставшийся всего лишь "другом", оправдывала себя. Зубов сумел обзавестись отдельным, вполне сносным жильем довольно быстро.

Честно говоря, он до сих пор не знал, как называется, занимаемая им, должность. Но это, в принципе, его не очень интересовало. Платили Анатолию, а платили надо сказать очень и очень неплохо, за то, что он сопровождал угрюмого, серого человека по фамилии Володин, и помогал ему в оформлении всех финансовых документов фирмы. При этом ему приходилось брать основные обязанности на себя, поскольку его экономическое образование позволяло быстро войти в курс дела, а напарник, имевший за спиной не больше пяти классов, был абсолютным лентяем и тупицей. Но все же старшим являлся Володин, а стало быть, Зубов ему целиком и полностью подчинялся.

Контора располагалась в одном из наиболее престижных районов города, и, говорят, приносила гигантскую прибыль своим хозяевам. Что, пожалуй, удивляло больше всего. Ибо, казалось, что все, кто там работает, занимаются исключительно не своим делом. Анатолий был на побегушках у, вообще непонятно как оказавшегося здесь, и тем более дослужившегося до своей должности, человека. Да, и другие сотрудники ходили по длинным коридорам офиса с таким видом, будто не понимали, как сюда попали и чего от них хотят. Не смотря на подобные несуразицы, зарплата росла, а всевозможные премии выписывались налево и направо безо всякого разбора. Поэтому Анатолия не очень удивила просьба Ипполита Семеновича передать кому-то какой-то сверток, хотя это вполне мог выполнить любой курьер.

Что касается Володина, то с ним никому никогда не удавалось по-настоящему поговорить. Тот произносил либо "Да, да", либо "Хм". На этом его общение с окружающими ограничивалось. При первом контакте создавалось впечатление, что он делал так от важности. Но, проработав с ним всего неделю, Зубов осознал, что тот даже и не догадывается, какой пост занимает в фирме. А манера говорить и вести себя подобным образом результат врожденного тугодумия и глупости. Почти сразу, Анатолий перестал бояться своего старшего коллеги, и заискивать перед ним, как это делали остальные. Он запросто и панибратски общался с напарником, правда, соблюдая, все-таки, некие приличия. То есть, он позволял себе делать так только тогда, когда они были одни. При посторонних Анатолий ходил перед Володиным на полусогнутых. А тот довольно кивал и не замечал перемен в поведении своего помощника.

Получив задание, Анатолий вернулся в кабинет, который они занимали вдвоем с Володиным, закрыл дверь, убедившись при этом, что поблизости никого нет, сел на край стола своего шефа и задумчиво произнес: "Представляешь, сейчас начальник обратился ко мне со странной просьбой..." Он не успел договорить. Произошло то, чего он никак не ожидал. Володин, обычно внимательно слушавший, бессмысленно вытаращив глаза, и не произносивший ни слова, на этот раз прервал Зубова вопросом: "Попросил что-нибудь передать?" Анатолий вздрогнул. Впервые он слышал от напарника четкий вопрос. Да, тем более, казалось, что Володину об этом поручении уже известно. Еще одно не понравилось Зубову - интонация, с которой был задан вопрос. Что-то недоброе даже предостерегающее слышалось в нем. "Да", - медленно ответил он, - "А ты откуда знаешь?" "Такое уже случалось раньше. С тем парнем, который работал тут до тебя". Зубову стало интересно: "И что случилось?" Володин только покачал головой. Этот жест тоже не понравился Анатолию. Он означал вовсе не отказ отвечать на вопрос, а скорее осуждение смешанное с сочувствием. "Что произошло с тем парнем?", - настаивал Анатолий. "Понимаешь, странная история", - Володин запнулся, - "Я точно не знаю". Он опять помолчал. "Говорят, его уволили. Но я не уверен". И снова напарник удивил своим красноречием и четкостью произнесенных фраз. Такого не было ни разу за полтора года их совместной работы. Зубов не стал дальше наседать. Похоже, тот скрывал что-то, но это так глубоко сидело в нем, что и клещами не вытащить. Анатолий задумался. Продолжая сидеть на столе шефа, он сосредоточено смотрел на блестящую, черную, металлическую ручку, которую держал Володин.

Но все-таки он поехал. Поехал, не смотря на предостерегающие кивки коллеги, не смотря на его странное поведение и не смотря на событие произошедшие после его отбытия. Он конечно ни о чем знать не мог, но случилось следующее: Володин, нахмурившись, читал отчет, стараясь разобраться, в чем там закавыка, когда почувствовал, что ему трудно дышать. Он схватился за галстук, попытался ослабить узел, захрипел, поднял глаза и замер. За стеклянной перегородкой кабинета, выходящей в центральное помещение офиса, где трудились клерки и прочие мелкие сотрудники, стояла старуха. Володин выпучил глаза и задрожал всем телом. Старухе на вид можно было дать лет девяносто, а то и все сто. Одета в лохмотья. А взгляд настолько невыносимо тяжелый и страшный, что и описать невозможно. Она смотрела прямо на Володина, смотрела, не отрываясь и не двигаясь. Тот сидел с красным лицом около пятнадцати секунд, затем с криком отчаянья вскочил, но тут же, словно подкошенный, рухнул на пол и забился в конвульсиях. Старуха за стеклом продолжала, не моргая, смотреть на него. Наконец, Володин дернулся последний раз и застыл в нелепой, уродливой позе.

Врач, приехавший через четверть часа, констатировал смерть от сердечного приступа.

II

Память странная штука. Она возвращает человека не к самим событиям, а скорее к ощущениям от этих событий. И порой даже самый незначительный случай имеет огромное значение для нас благодаря тому, что мы тогда испытали. Так и сейчас, Анатолию, ждущему под фонарным столбом, припомнился один день из его детства. Стоял теплый летний вечер. Закат, потрясающе красивый и какой-то загадочный, окрасил окна домов красным, фиолетовым и бордовым. Маленький Толик только что въехал на пустынную улицу на своем новеньком велосипеде. Это был первый настоящий велик в его жизни. Никто из его друзей о таком и мечтать не мог. Он с гордостью смотрел на то, как они с неподдельным интересом и любопытством разглядывают чудесный подарок. Он даже позволил прокатиться на нем. Но затем, не желая терять ни минуты, сам вскочил верхом и, слушая, как ветер со свистом проносится мимо, помчался вниз по склону.

Дети умеют радоваться по настоящему. Они еще не имеют ни малейшего представления о тех неприятностях, которыми полна взрослая жизнь. И в тот момент Толик был действительно счастлив. Он крепко держал руль и летел прямо на закат. Внизу, где заканчивался склон, располагался продуктовый магазин. Родители часто брали его с собой, когда шли за покупками. Сначала нужно спуститься вниз по старенькой каменной лестнице, затем пройти по длинному, узкому и почему-то всегда темному коридору, в конце которого и находилось помещение гастронома. Толику он был очень дорог. Пока взрослые стояли в очереди или беседовали со знакомыми, он разглядывал причудливые узоры на кафельных стенах. Детское воображение рисовало необычные картины. Над мальчиком возвышались гигантские деревья, такие же древние как сама жизнь, под ногами шелестела трава и цветы, наполнявшие воздух ароматами, от которых кружилась голова. Чуть дальше, на открытой поляне, шумел ручей, а над ним раскинулся дивной красоты сад. Среди его ветвей порхали стайки пестрых и сладкоголосых птиц.

Толик ни с кем не делился своей тайной. Порой по ночам сад являлся ему во сне. Красочные образы, наполненные светом и счастьем, приходили очень часто. Так часто, что кажется, ими можно было бы пресытиться. Но они, наоборот, с каждым разом становились все интереснее и ярче. Обычно на утро он ничего не помнил, но от этого прелесть загадочных снов возрастала вдвойне. И вот, видя, как над любимым магазинчиком садится солнце, маленький Толик впервые в жизни испытал в реальности то, что приходило к нему в его снах. Тот летний вечер остался с ним на всю жизнь.

Он вырос, и перестал верить в сны. Но иногда, без причины, Анатолий просыпался среди ночи и лежал, не двигаясь, слушая тишину. В такие моменты он чувствовал отголоски далекого заката в своем сердце. Он пытался ухватить магическое ощущение, продлить его. Но оно, словно смеясь над ним, убегало и оставляло только пустую комнату и его, Анатолия Зубова, несчастного с болью в сердце, с тоской по своему чудесному саду.

Мы несемся по жизни, словно водители дальнобойщики по ночному шоссе, которые привыкли к дороге и уже не обращают внимание на то, что происходит вдоль нее. Для них она представляется просто прямой соединяющей пункт отправления и пункт назначения. Мы замечаем лишь то, что необходимо замечать в пути, чтобы этот путь был как можно более безопасным и не преподносил неожиданных сюрпризов. Некоторые, правда, относятся к дороге с уважением, другие находят в ней некий философский смысл, но их не так уж и много. Обычно мы просто уставшие люди, стремящиеся поскорее попасть домой. И здесь нет ничего плохого. Таков закон дороги. Однако, совсем рядом, стоит только руку протянуть, существует огромный мир полный чудес и удивительных тайн. Его мы, как правило, не видим. Лишь изредка удается остановиться и разглядеть все как следует. Сотни явлений, тысячи граней. Они есть сейчас, будут после нас и находились здесь задолго до того, как мы отправились в путь. Как будто специально никто не обращает внимание на сияние звезд в ночном небе; на таинственные закаты и прекрасные, ласковые рассветы; на то, как бесконечно красивы молодые листья ранней весной на старые, кажется уже никогда не способные цвести деревья; на реки и озера, в зеркальной глади которых отражаются белоснежные облака; на крупные хлопья снега в тишине зимнего вечера. Люди привыкли к тому, что после сумрака ночи наступает день, а после дождливой осени холодная зима. Сколько человек, проснувшись утром, могут подойти к окну и стоять, молча, глядя из него, не понимая в чем дело, но при этом искренно задыхаться от нежности и света к тому, что их окружает? Может от того это происходит, что мы чаще прислушиваемся к голосу разума, нежели чем к голосу сердца? А сердце живет, плачет, смеется, радуется и шепчет нам, подсказывая совершенно иной путь.

К сожалению, нельзя жить поступками, продиктованными только чувствами. Это может завести слишком далеко. Мир разума не та почва, где сердце сумеет пустить корни. Оно слишком ранимо и хрупко. Разбить его не составляет труда. Вдвойне легче сделать это о скалы реальности. Для любого мечтателя наступает момент, когда мечта рушится. Всегда нужно возвращаться. А уход в страну иллюзий и воздушных замков ничто иное, как хитроумная ловушка, западня, пропасть, на самом дне которой вход в совсем иное царство, царство ночных кошмаров и страхов.

Но вот какая штука, страх существует неотделимо от нас. Весь необъятный спектр наших чувств порождения двух основных - страха и любви. Как из трех цветов (красный, зеленый, синий) можно получить любой другой цвет, так из страха и любви появляется все остальное. Оба эти чувства настолько велики и сильны, что не существует ни одного языка способного описать их. К примеру, человеку снится кошмар (имеются в виду не те кошмары, когда за вами кто-то бежит или грозит явная опасность, речь идет о ночных кошмарах другого рода). Вы просыпаетесь в холодном поту, а когда пытаетесь пересказать свой сон не находите в нем ничего пугающего. Тот образ, что заставлял вас кричать и вскакивать в холодном поту, на самом деле видится бессмысленным или странным, но не более. А по другую сторону зеркала он был просто невыносим.

Страх перед физической болью, перед неизвестным, даже страх перед потерей (самый, пожалуй, большой) не сравнится с тем, что человек испытывал во сне. Вы не можете сформулировать, от чего так, но остается странное чувство, которое возвращается время от времени независимо от вашего желания. Выразить подобные вещи невозможно. Их можно передать ассоциативно или через так называемые "ощущения-двойники" знакомые для всех и способные хоть как-то описать то состояние. Вот и сейчас, во дворике, словно срисованным из его детства, Анатолий испытывал что-то непонятное. Какая-то грусть, далекая тоска, будто только что он потерял самое дорогое и родное, наполнила сердце Зубова. Но к знакомому с детства чувству прибавилось нечто таинственное и чужое. Предчувствие беды, опасности и страх - мутный, бездонный, леденящий душу. Еще совсем незаметно, почти неосязаемо, но уже достаточно близко, для того, чтобы коснуться самых кончиков души.

III

В дальнем конце двора распахнулась дверь подъезда, выплеснув в темноту полоску желтого света. Зубов обернулся на звук и увидел, что там кто-то стоит. Человек долго всматривался в окружающий его мрак, затем, обнаружив Анатолия, крикнул: "Вы пришли от Ипполита Семеновича?" Услышав имя директора, Зубов сначала закивал, но потом, поняв, что его жест вряд ли заметили, тоже крикнул: "Да. Я должен передать одну вещь". После короткой паузы человек возле подъезда осведомился: "Сверток у вас с собой?". Анатолий прокричал в ответ: "Да, да, с собой" и похлопал себя по груди, где во внутреннем кармане пальто находился тот самый важный предмет. "Странная манера общаться", - подумал он, - "Что же мы так и будем стоять, и орать через весь двор". Тут же до него донеслось: "Хорошо, следуйте за мной". Мужчина скрылся в подъезде. "Это еще зачем?", - пробормотал Зубов, но послушно направился к двери. По мере того, как он приближался, его охватило новое непонятное ощущение. Ему почему-то очень не хотелось туда идти. Тревога скреблась на душе, а живот заныл. Это был плохой знак. Нечто подобное он испытывал еще, будучи школьником, когда наступал его черед входить в кабинет, где проводили экзамен. Тоска и страх росли, а Зубов ничего не мог с этим поделать. "Интересно, почему так происходит? Всего лишь необходимо передать сверток. Но предчувствие такое, словно меня ведут на казнь". Где-то в самом уголке сознания мелькнула мысль, что он уже все это видел: и двор, и дома, и подъезд. И, то же самое с ним уже когда-то случалось. Особенно угнетающе на Зубова действовал тусклый, свет исходивший из подъезда. В памяти всплыл закат из детства. Теперь он не выглядел тихим и умиротворенным, а наоборот казался злым, словно кривая ухмылка на уродливом лице. "Нет, надо взять себя в руки. Что же такое со мной творится? Нервы совсем не к черту". Анатолий сделал над собой усилие и улыбнулся. Но у него вышло натужно, и от подобной попытки приободрить себя стало еще хуже и неуютней. Но вот он оказался у входа. Подождав несколько секунд, Зубов оглянулся, однако не увидел ничего, кроме непроглядной мглы. Затем глубоко вздохнул, как будто собирался нырнуть, и вошел в подъезд.

Очутившись внутри, Анатолий почувствовал запах сырости и гниющего дерева. На первом этаже, куда он попал, горела маленькая лампочка. Унылый, подвальный свет исходил именно от нее. Стены подъезда были грязными и закопченными, то тут, то там виднелись надписи и известковые разводы. Позвавший его, ждал на пролет выше в кромешной тьме. Зубов в нерешительности замер. Мужчина обратился к нему: "Осторожнее на лестнице. У нас здесь лампочка перегорела". Сказав это, он скрылся, видимо, тем самым, приглашая Анатолия следовать за собой. Зубов с неохотой начал подниматься на второй этаж. "Куда меня ведут?" В памяти возникло лицо Володина и его слова о каком-то парне. Сейчас Анатолий жалел, что не выяснил, что же за история произошла тогда. Неприятное ощущение, с которым он вошел в подъезд, не только не исчезло, а напротив, усиливалось с каждой минутой. "Между этажами нет окон", - заметил он, - "И почему этот тип как будто скрывается от меня?" Осторожно, на ощупь, он продвигался вперед. Его проводник шуршал перед самым носом. Наконец, в нескольких шагах от Анатолия распахнулась дверь. Свет проникавший, через нее наполнил все вокруг серым, мягким полумраком. Анатолий зашагал более уверенно, ибо теперь ступеньки стали хоть немного видны. Хозяин на мгновение оглянулся и сказал: "Проходите сюда". Зубов снова не сумел как следует разглядеть его. Он понял только, что это пожилой человек.

Очутившись рядом с дверью, Анатолий ощутил новую волну тревоги, ибо спиной почувствовал, что на лестничной площадке кто-то есть. Кто-то, безмолвно наблюдал за ним. Анатолий резко обернулся. Но темнота стояла такая, что даже если там кто-то и был, то увидеть этот не представлялось возможным. Зубов поскорее переступил порог квартиры и захлопнул за собой входную дверь.

Сейчас, находясь в длинном коридоре, он мог рассмотреть того, с кем пришел на встречу. Мужчина лет семидесяти. Седые волосы и такая же седая щетина на лице. Одет в теплую, клетчатую, байковую рубашку, поверх нечто похожее на меховой жилет. Самым поразительным в старике были его глаза. Они показались Анатолию настолько печальными и грустными, что сердце заныло еще пронзительнее.

Решив покончить со своим поручением как можно скорее, Зубов извлек из кармана сверток. Тот представлял собой небольшой, продолговатый предмет, завернутый в газету. Старик принял посылку из рук Анатолия и сказал: "Раздевайтесь, проходите". Зубову жутко не хотелось этого делать, но страх постепенно заволакивающий его сознание, не позволил ему опомниться. К тому же, старик начал распаковывать принесенную вещь и Анатолий подумал, что не плохо бы узнать о цели своего визита. Он снял пальто и повесил его на вешалку справа от себя. Слева располагались две двери. За первой, ближайшей к нему, была кухня. Вторая, которая виднелась чуть подальше, вероятно, вела в гостиную. Дальше по коридору только темнота. Там могла находиться еще одна комната, но выяснять это сейчас совершенно не хотелось. Непонятное предчувствие начало обретать форму, точнее выразилось в одной мысли - впереди ждет что-то нехорошее. Анатолий решил встретить опасность со всей отважностью, на которую только способен.

За окнами почти стемнело. Взглянув на кухню, он смог разглядеть только очертания холодильника, издававшего громкое ворчание. Зубов наклонился и начал развязывать шнурки. Сняв один ботинок, он посмотрел на старика. Тот был полностью поглощен свертком. И уже избавился от газетной обертки. В его руках появилась картонная, прямоугольная коробка, похожая на пенал. Анатолий наклонился и поспешно снял второй ботинок. Ему хотелось увидеть содержимое. Но как только он выпрямился, внутри у него как будто что-то оборвалось, дыхание перехватило, а сердце рухнуло в черную бездонную пропасть. СТАРИК ИЗМЕНИЛСЯ. С его лицом случилось нечто ужасное. Оно застыло в уродливой гримасе. На Анатолия смотрели два круглых, неправдоподобно больших глаза, а губы расплылись в какой-то неестественной улыбке. "Ему словно рот разорвали", - молнией пронеслось в голове. В выражении лица хозяина квартиры одновременно отражались и удивление, и гнев, и радость, и страх, и боль, и коварная усмешка. Это выглядело настолько отталкивающе, что Зубов попятился назад. Еще он успел заметить, что ни свертка, ни коробочки, ни того, что там могло находиться, поблизости не было. "Боже, что у него с лицом?" Два безжизненных, выпученных глаза неотрывно наблюдали за ним. Анатолий уперся спиной в дверь: "Так", - подумал он, - "Дальше некуда, пора отсюда валить". Но лишь только он хотел схватить пальто, кривые губы старика зашевелились: "Что с вами?" Зубов вздрогнул, голос тоже изменился, стал хриплым и низким. "Проходите вот сюда", - уродец показал на большую дверь, - "Сюда". Анатолий, как загипнотизированный повиновался. Сердце бешено колотилось, а когда они вошли в комнату, ноги подкосились. В полумраке большой залы, самом центре, которой виднелся огромных размеров стол кто-то сидел. "Еще один", - мелькнуло в голове Зубова. "Чем они занимаются в темноте? Что вообще здесь происходит? Кто эти люди?", - мысли беспорядочно прыгали, а в глаза темнело. "Пожалуйста, проходите, садитесь", - проскрипел голос. Анатолий двинулся по направлению к свободному стулу, как раз напротив сидящего господина. Не успел он занять его, как зажегся свет. Теперь Зубов ясно видел обоих обитателей квартиры. Старик стоял в противоположном углу гостиной, рядом с выключателем. Мебель отсутствовала. Длинный, овальной формы стол занимал практически все свободное пространство. Это был очень старый стол. Лак практически сошел и на поверхности во многих местах, словно раны зияли выбоины. У Анатолия закружилась голова. Он определенно уже видел этот стол раньше. Напротив сидел мужчина с белыми, почти желтыми волосами. Лицо он имел неимоверных размеров, но сам был худым, даже слишком худым для такого лица. Большие толстые губы выпячивались вперед, а нос, длинный и массивный, напоминал кусок глины, небрежно прилепленный пьяным скульптором. Со стороны можно было подумать, что это не настоящие лицо, а маска. Могильная бледность, никак не сочеталась с черным обтягивающим свитером. Зубов окрестил его про себя "альбиносом". Альбинос же не обратил на появление Анатолия никакого внимания, да и перемены произошедшие с хозяином квартиры тоже не произвели на него впечатления. Некоторое время в комнате царила абсолютная тишина. Уродливый старик, продолжая пялиться на Анатолия, стоял возле выключателя, а альбинос, слегка наклонив голову влево, разглядывал истертую поверхность стола. Вдруг в горле старика что-то заклокотало, и он проскрипел: "Ах, да. Я чуть не забыл. У меня для вас кое-что есть". Ели, переставляя ноги, и через каждый шаг, издавая кряхтящие звуки, он направился к стене за спиной альбиноса. Только теперь Зубов заметил, что там находилась дверь. Старик взялся за ручку, но остановился, повернулся и сказал: "Это очень любопытная вещь. Как раз то, что вы ищете". "Но я ничего не ищу. Что ему надо от меня", - подумал Анатолий. Он впился глазами в то, что открылось за той дверью. Увиденное привело его в состояние шока. Там была маленькая коморка с голыми бетонными стенами, освещенная очень тусклой лампочкой, наподобие той, что горела в подъезде. Старик исчез за дверью, оставив ее приоткрытой. Зубов наблюдал только небольшую часть комнаты, ее угол. Но этого было вполне достаточно. Пустота кладовки повергала его в кошмар. Он не мог объяснить почему, но ничего страшнее в жизни ему видеть не приходилось. Эта маленькая комнатушка, таящая в себе бог знает что, являлась для него самым великим страхом перенесенным в реальность. "Когда же все это закончится? Мне ничего не нужно от них. Я просто хочу уйти отсюда". Но он понимал, что не может вот так просто встать и уйти. Слабость сковала его тело, а страх наполнил душу. Он продолжал сидеть и чувствовал, что разум отказывается подчиняться, что ноги как будто больше не принадлежат ему.

Мрачный двор, странные дома, темный подъезд, уродливые лица, все смешалось и давило на Анатолия. Но ничто его не пугало так, как пустая, загадочная комната. Зубов перевел взгляд на альбиноса. Того вообще не интересовало происходящее вокруг. Он словно погрузился в сон с открытыми глазами. Анатолий медленно повернул голову влево, там было огромное окно. Наступила ночь, и поскольку горел свет, то на черном стекле отражалась комната и двое за столом. Зубову стало невыносимо тоскливо. Хотелось оказаться там, на улице, подальше от этой проклятой квартиры. "Как странно. Словно я сплю", - подумал Анатолий. И действительно, его тело находилось как бы рядом с ним. Он видел все своими собственными глазами и в то же время, словно смотрел со стороны. Никогда ему не приходилось испытывать подобного. Некое подобие беспокойной дремоты овладело им. Неведомая сила наполняла свинцом его веки, а предчувствие опасности ни на минуту не давало нервам расслабиться. Ему это напоминало, как однажды он вернулся с лыжной прогулки дико уставший, настолько уставший, что и на ногах стоять не мог. Лег, отдохнуть, прийти в себя, но неожиданная мысль о чем-то неприятном ударила изнутри волной страха и тревоги. Теплой и при этом холодной как жидкий азот. Теперь причиной всему была пустая комната. И как он не старался туда не смотреть, все равно она постоянно возникала перед его взором. Страх, как зыбучий песок поглощал Зубова. Чем больше, он пытался сопротивляться, тем глубже он проваливался.

Свет дрогнул и замигал, послышалось гудение. Звук то нарастал, то снова становился тише. Он был похож на напряженный гул трансформаторной будки. Люстра мерцала с небольшими интервалами, отчего действительность начала казаться Анатолию неестественной, а все происходящие напоминало сон еще больше. Альбинос зашевелился и издал дикий крик. У Анатолия мурашки побежали по телу. Столько страдания и ужаса было в этом звуке. На секунду свет погас совсем. И все вокруг погрузилось во тьму. За это мгновение Зубову почудилось, что он падает в глубокий колодец. Не осталось ничего. Даже его тела. А то, что осталось, было, маленьким и беззащитным и почему-то напоминало горсть изюма. "Может это и есть я?", - успел подумать Анатолий.

Раздался негромкий щелчок, и люстра загорелась опять. В воздухе появился едкий запах гари. Однако ни огня, ни дыма видно не было. В комнате ничего не изменилось. Все так же приоткрыта дверь в каморку, все так же альбинос смотрит на столешницу, и все также Анатолий прикован к своему стулу непонятным страхом и дикой усталостью. Апатия тяжелым грузом легла ему на плечи. Но в ней не было покоя, она скорее отупляла, заволакивала чем-то тягучим и вязким. А в самом центре болота находился кошмар, который, однако, не спешил сразу показаться во весь рост. А, как туман, идущий с моря, медленно накрывал душу своим крылом. Зубов попытался сжать кулаки, но его руки безвольно болтались вдоль стула.

За окном падал снег. С крыши капало на карниз. Анатолий прислушивался. Одновременно хотелось спать и бежать без оглядки. Но ни то ни другое не получалось. Безнадежность ситуации встала перед ним высокой каменной стеной. "Я же взрослый человек. Мне нечего боятся этих двоих. Бред. Не происходит же ничего. Вот сейчас спрошу, как дела и все станет на места". Зубов взглянул на задумчивого альбиноса, и, собрав все силы, заговорил: "Где-то старик запропастился. Он обещал мне показать что-то интересное". Голос звучал как бы издалека и крайне невнятно. Альбинос отреагировал. Он медленно поднял глаза: "Простите?". "Я говорю, старика долго нет". Альбинос нахмурился, огляделся по сторонам и начал суетится. Вопрос Анатолия вывел его из какого-то оцепенения, а информация, которую он ему сообщил, похоже, очень взволновала. Покрутившись на месте, альбинос в упор посмотрел на Зубова и произнес: "Но, вы...", - он замолчал. Взгляд наполнился тревогой и обидой, - "Что ВЫ здесь делаете? Это не правильно. Нет!", - альбинос почти выкрикнул последнее слово. Анатолий дрожал. Поведение этого человека убило в нем всякую надежду. А тот затих и с крайне удивленным видом открыл рот, как бы вспомнив что-то очень важное, но тут же осел и погрузился в свое прежнее состояние. "Мне надо уходить. Но как?". Зубов опять попробовал встать, но беспощадная и могучая сила держала его в своих объятьях.

В следующий момент Анатолий почувствовал, что земля уходит из-под ног. "Вот оно!". Он ясно слышал, что на кухне кто-то есть. И теперь этот кто-то направлялся сюда. "Сколько же их здесь?" Его нервы буквально рвались от напряжения. "Сборище уродов. Но я им так просто не сдамся". Ему казалось, что тот, который войдет окажется пострашнее старика и альбиноса вместе взятых. Шаги приближались. "ОКНО!!!", - эта мысль обожгла его сознание. "Надо только постараться. Я встану и выпрыгну в окно. Лишь бы мое тело не сыграло со мной шутку. Второй этаж. Не очень высоко. В запасе есть несколько секунд. Я должен собраться. Собраться. Мое пальто и ботинки...". Мысли начали путаться. "Ах, да черт с ними. Главное выбраться живым". Однако Зубов понимал, что вовсе не смерти боится. Было что-то еще, что-то гораздо хуже. Он запросто мог уложить и старика, и альбиноса, и того, что движется сюда. Но там где, он сейчас находился, такое не действовало. Шаги звучали уже очень близко. "Почему он медлит?" Нервы сдавали окончательно. "Окно! Окно! Я смогу. Еще чуть-чуть". Шаги приближались. "Да входи же ты!!!". Еще один шаг. "Давай!!!". Зубов почувствовал, что его рука впилась в ручку кресла. Он опустил взгляд. Она выглядела неестественно белой и худой. Еще один шаг. "Альбинос. Он может помешать!", - Анатолий посмотрел на соседа. Но тот полностью погрузился в прострацию. Еще один шаг. "Да они все за одно. Психи, уроды. Входи же ты!!!" Сердце замерло, в глазах потемнело, ноги похолодели. Последний шаг и в дверях покажется гость. "Раз, два, три!!!" закричало сознание Зубова. "Входи!!!"

Но в комнату никто не вошел. Шаги стихли, исчезли. Стало невообразимо тихо. Никаких признаков того, что в квартире находится кто-то кроме Анатолия и альбиноса. Зубов чувствовал, что сердце разорвалось в клочья. Последние силы ушли. Он сидел в кресле без движения, а внутри была абсолютная пустота. Пустота без границ, и без дна. Он уже ничего не чувствовал. Казалось, что его вскрыли, вытащили все, что в нем находилось, и плотно набили страхом. В пустых зрачках медленно затухал огонь. Но самое ужасное в том, что он все еще жив, он не мог потерять сознания, не мог сойти с ума, не мог умереть. Он как бы вышел за пределы всего чего только можно. И теперь у него осталось только две вещи - невероятный ужас и отчаянье.

За окном плыла ночь. Пронзительный ветер шумел и стучал в стекло. Равномерный звук воды, падающей на карниз, погружал в сладкий сон. Сон с открытыми глазами, без сновидений, без сна. Страх уже не ощущался, но вовсе не потому, что он ушел, а потому, что он был повсюду. Умиротворение, сотканное из страха, покой наполненный страхом. В каждой клеточке кожи - страх, по каждой вене вместо крови - страх. Даже твердая поверхность стола начала таять, стала вязкой и колебалась как белье на ветру. Она тоже состояла из страха. Стены, двери, комнаты, воздух, ночь - все имело одинаковую плотность и структуру. Страх. Время остановилось. Ощущение реальности исчезло. Тишина, свет и тепло комнаты уносили сознания Анатолия далеко-далеко: к чудесному саду, к закату над магазинчиком, к Володину неумело бьющемуся рядом с аппаратом, торгующим газировкой, к родителям, пьющим после работы вечерний чай вместе с Виталием Леонидовичем, к улыбкам друзей. Перед ним мелькали давно забытые лица, звучали странные фразы. Все это находилось в другой жизни. И происходило как будто даже не с ним. Зубов не понимал, сколько он уже в этой квартире, полчаса, неделю, год, а может тысячи лет. Ему казалось, что мир за окном, тот мир, к которому он привык, уже исчез. Что нет больше ни города, ни страны, ни морей, ни континентов. Нет ничего. Остались только ужасный дом и двор, черные телеграфные столбы вдоль дороги, фонарь, ночь, мокрый снег и печаль. Теперь чудесные сны его детства не были чем-то особенным. Вся прошлая жизнь виделась Анатолию тем самым сном. Его словно разбудили. Отсюда и ощущение, что он уже видел и дом, и двор, и стол. Просто сон длился очень долго. И он не сразу понял, что проснулся. Прекрасное видение перед страшной расплатой. Вся тревога, которую он испытывал до этого дня, только напоминание не до конца уснувшего сознания, о том, что его ждет после пробуждения. Двадцать шесть лет жизни равнялись всего одной ночи. "Нет, это не странное место. Странное место, это там, где я раньше жил. Страх здесь, как кислород там. Но почему я сопротивляюсь? И чего они ждут?"

Разум яростно боролся с нелепостью подобной мысли. "Бред. Сны, реальность. Все это бред! Меня просто чем-то напоили или вкололи какую-то дрянь. Я знаю, что есть на самом деле, а что снится. Если я выберусь отсюда, а я выберусь, то первым делом набью морду Ипполиту Семеновичу, потом уеду к чертовой матери. Нужно только немного отдохнуть". Анатолий закрыл глаза и снова почувствовал, что падает в бездонный колодец, и снова он был похож на пригоршню изюма. SILENCE.

IV

Приговоренный к смертной казни спит в своей камере. Но рано утром к нему приходят, будят и сообщают, что время настало. До этого момента верилось, что ничего подобного не случится. Вынесенный приговор, ранее облеченный лишь в слова, материализуется в некую конкретность, становится реальным, реальнее, всего, что было. Осужденный встает, умывается, достает чистую одежду, его отводят в большую, просторную комнату, где ему предстоит провести последние часы в ожидании священника. Конвоиры уходят, позволяя побыть одному. Он не испытывает страха. Уже слишком поздно. Осознание того, что все кончено, лишает его любых ощущений. Он слышит только, как монотонно гудят лампы дневного света. Но их звук не раздражает, а бросает в душу зерна печали. Вспоминается детство, когда вот так же горели лампы, так же он сидел и ждал в длинном, пахнущем лекарством, больничном коридоре. Тоска начинает разрывать грудь изнутри, но он слишком слаб и опустошен, чтобы реагировать. Приговоренный не вскакивает, не бегает в панике по комнате, не пытается умолять своих палачей, если не отменить казнь, то, по крайней мере, повременить с ней. Он просто сидит и смотрит в маленькое тюремное окошко. Это все, что ему осталось. Там находится мир, к которому он раньше принадлежал. Теперь этот мир вовсе не кажется знакомым. Он похож на, виденный когда-то и забытый фильм. Кусочек бледного неба, рождает в сознании вереницу воспоминаний. Они медленно, как снежинки ложатся на сердце, и оно постепенно замерзает, потухает.

Но любое из его воспоминаний наполнено бесконечным светом. Вот он уже стоит посреди бескрайнего поля. Вокруг пожухшая трава, неподалеку старый, ржавый, разбитый самолет. Две маленькие фигурки, смеясь, приближаются к нему. Когда они поравняются с ним, он поймет, что это маленький мальчик и девочка. Они счастливы. В мальчике он узнает себя. Над полем, словно шатер, раскинулось огромных размеров голубое небо. Такое чистое и бездонное, что даже не верится. Он расставляет руки в стороны и чувствует, как легкий ветерок подхватывает его будто перышко и поднимает вверх. Сначала он смотрит во все глаза. Видит детей, самолет, далекие холмы, дом, темный лес, облака. Ветер уносит его все дальше и дальше. Вот перед ним вырастает огненный шар. Это солнце. По мере приближения оно не становится слишком жарким, или слишком ярким. Но человек все равно закрывает глаза и полностью отдается своему полету. Теплое и нежное солнце ласкает, зовет к себе, становится больше. Свет льется сквозь закрытые веки. Он понимает: чтобы видеть, не обязательно смотреть, а чтобы слышать, не обязательно слушать. Все, что есть вокруг, уже проникло в него. И теперь мир живет не отдельно, а как бы в нем. Вдруг он чувствует руку на плече, открывает глаза. Солнца больше нет. Есть лампы дневного света и стены, стены, стены, стены. Он еще не совсем отошел от видения, но в его сознание медленно, проникает слово - "ПОРА"

V

Гулкие шаги на лестнице; удары по металлу; голоса громкие и тревожные, но слов не разобрать; тоскливое завывание ветра; едва различимый скрип; грустная песня; плеск волн; тиканье часов; шелест листвы; машина, проехавшая по луже; гудок полуночного поезда; телефонный звонок, но никто не отвечает; летний дождь; снег под ногами; жужжание пропеллера самолета; смех; трепет крыльев; скрежет радиоволн; капля, падающая в воду; вой сирен; лай собаки; звенящая тишина; весенняя капель; плач новорожденного; колокол; многоголосица улиц большого города; тормоза; танец вьюги за окном - все эти звуки звучали четко и раздельно, но в то же время слились в один. Он был как поток, подхвативший Анатолия, и выносящий к неизвестным берегам. Зубов возвращался. Его тело начало обретать форму. Вот комната, стол, альбинос, открытая дверь, страшная кладовка, а вот и другая дверь, за которой прихожая, а там спасение: подъезд, двор и... Анатолий встал. Он шатался и плохо держался на ногах, но все-таки мог двигаться. Перестав дышать, Зубов направился в коридор. Там он негнущимися пальцами начал завязывать шнурки. "Зачем мне это нужно? Просто бежать. Бежать без оглядки". Но все равно продолжал возиться с ботинками, ежесекундно прислушиваясь, ко всему, что происходило в квартире. К счастью там стояла гробовая тишина. Шнурки путались, выскальзывали из рук и никак не хотели подчиняться. "Брось это. Беги". Наконец ему удалось их завязать. Анатолий выпрямился, ожидая самого худшего. Однако ничего не случилось. Он на ощупь отыскал пальто, надел его и подошел к двери. Здесь его остановила новая преграда в виде замка. Потребовалось несколько минут для того, чтобы открыть его. Эти минуты показались Зубову вечностью.

Дверь распахнулась. За ней царила непроглядная темнота. Не было видно даже лестницы. Свет с первого этажа сюда не проникал. Анатолий стал осторожно двигаться вперед вдоль стены. "Только бы отыскать ступеньки, а там прорвусь". Зубов прошел некоторое расстояние и понял, что оставил квартиру открытой, тем самым, подвергая себя опасности нападения со спины. Он ускорил шаг, рискуя в любой момент упасть. Но сколько бы он не шел, лестница все не появлялась. "Да, что же это такое!". Со всех сторон на него навалился мрак. Постепенно Анатолий начал терять ориентацию в пространстве. Он не знал, в ту ли сторону движется и движется ли вообще. Голова кружилась, и пот валил градом. Надежда то затухала, то вспыхивала вновь, как свеча на ветру. Вдруг его нога почувствовала провал. Он осторожно опустил ее и нащупал первую ступеньку. "Да! Наконец-то!". Спотыкаясь и задыхаясь от волнения, он стал спускаться. Слева от него сквозь перила виднелся тусклый свет. Свобода была так близко, что он чуть не закричал от радости. Неожиданно его рука, которой он держался за стену, ощутила что-то теплое и мягкое. Без сомнений там стоял человек. Анатолий вскрикнул от охватившего его ужаса. Сломя голову он кинулся вниз. Миновав темноту, он выскочил на первый этаж, затем в парадное. Не останавливаясь, с разбегу, всем телом, он прыгнул на дверь, и та с грохотом отварилась, выпустив его на улицу.

Холодный ветер ударил в лицо. Анатолий вдохнул полной грудью и бросился бежать. Он несся через двор, не разбирая дороги. Под ногами стал попадаться глубокий снег. Порой он доходил до колен. Зубов спотыкался, падал и никак не находил выхода из двора. Кольцо домов постоянно замыкалось в том месте, где как он полагал, есть просвет. Каждый раз, проделав мучительный и трудный путь от одной стены, он обязательно упирался в другую. Анатолий запыхался, в боку кололо, расстегнутое пальто ужасно мешалось. Голые ветви кустов цеплялись за ноги, одежду, задерживали его. Но любая задержка была невыносима. Нетерпение создавало ощущение того, что он движется как-то слишком медленно и неловко. Тело то и дело отказывалось подчиняться. За каждым рывком следовало оцепенение и паралич. Иногда он чувствовал, что забыл, что нужно делать, для того, чтобы поднять левую ногу.

Преодолев очередной круг, он оказался у двери ненавистного подъезда. Отчаянье овладело им настолько, что он готов был выть от тоски, страха и безысходности. К тому же он увидел, что внутри находятся двое. Они о чем-то спорили. Заметив Анатолия, они замолчали и уставились на него. Похоже, что речь шла именно о нем. Их лиц он разглядеть не мог, видны были только темные силуэты, которые в следующий миг поспешно направились к нему. Зубов развернулся, и все еще лелея мысль о спасении, побежал. Но не прошло и нескольких секунд, как он рухнул на землю. Ладонями Анатолий почувствовал острый, словно бритва наст. Встав, он поднес руки к лицу, на них выступила кровь. Холодный снег, смешанный с грязью жалил пальцы тысячью маленьких игл. Голоса и шаги преследователей звучали совсем близко. Он снова побежал. "Где же арка? В этой темноте ничего не разобрать". Неожиданно он наткнулся на фонарный столб. "Господи! Наконец-то! Слева должен быть выход". Зубов бросился туда. Просвет между домами оказался перед самым его носом. Сердце радостно забилось. Но он опять споткнулся и растянулся, больно ударившись коленом об асфальт.

Превозмогая боль, и хромая, Анатолий изо всех сил спешил по пустынной, глухой улочке, вдоль маленьких домишек и голых деревьев. Она шла в гору, бежать становилось все труднее. Зубов обернулся. Из двора появились две фигуры, огляделись по сторонам и пошли к нему. Они двигались довольно быстро, но не бежали, тем не менее, расстояние между жертвой и преследователями заметно сокращалось. Казалось, что чем быстрее движется Анатолий, тем ближе к нему становятся те двое. Поднявшись на вершину холма, Анатолий понял, что не знает, куда идти дальше. Он совершенно не помнил, где остановка и как он сюда попал. Он чувствовал, что силы покидают его еще быстрее, чем уменьшаются шансы на спасение. Ушибленное колено ныло, а от долгой беготни было больно дышать. Да, и цепкие лапы страха не отпускали его бешено колотившееся сердце.

Впереди, совсем рядом, он заметил движущийся свет. Зубов радостно вскрикнул. Без сомнений это был троллейбус, и, судя по тому, что он замедлял свой ход, там находилась остановка. "Лишь бы успеть, Господи, прошу тебя, лишь бы успеть". От напряжения на глазах выступили слезы. Он бежал на пределе своих возможностей, забыв о больной ноге. Когда до цели оставалось всего несколько метров, Анатолий почувствовал, что внизу уже не асфальт, а хорошо раскатанный, скользкий и гладкий как зеркало лед. На этот раз он рухнул с такой силой, что почувствовал, будто на грудь с огромной высоты скинули шар для боулинга. Теперь это было настолько обидно и глупо, что он взвыл. Сил, для того чтобы подняться не осталось. За спиной слышались угрюмые, монотонные голоса. "Я останусь здесь навсегда. Мой побег для них, как игра кошки с мышью. Они позволили мне уйти, чтобы потом схватить снова. Водитель не будет меня ждать". Он поднял голову, ожидая увидеть, как рогатый спаситель уносится прочь, но троллейбус стоял.

В экстремальной ситуации человек совершает невероятные поступки. Наступает момент и внутренние, скрытые силы, вырываются наружу. Это был как раз такой момент. Собравшись, Зубов встал. Он ничего не соображал. Ничего не видел, кроме света впереди себя и ничего не слышал, кроме тарахтения мотора. Открытые двери были на расстоянии вытянутой руки. Вот он уже может коснуться кончиками пальцев поручня. Доля секунды вытянулась. Даже час в клетке с ядовитыми змеями не показался бы ему сейчас таким долгим и мучительным. Анатолий наполовину вполз, наполовину прыгнул в салон. "ВЫШЛО!!! Я СПАСЕН!!! СПАСЕН!!!" Он весь дрожал. Из глаз вот-вот грозили покатиться слезы, а на губах блуждала нервная улыбка. Но машина не трогалась. "Да, поезжай же ты". Неизвестно как далеко были те двое. "Может, водитель заметил их и теперь ждет?" Анатолий стоял, забившись в самый угол задней площадки. Он напряженно вглядывался в темноту. "Давай, трогай, чего ты ждешь?!". Обеими руками он, как клещ, вцепился в поручни. В следующий миг двери с грохотом закрылись и троллейбус, дернувшись, тронулся в путь. От неожиданности Анатолий вздрогнул. Но тут же облегченно вздохнул. Он почти, что упал в обморок от охватившей его слабости. "Спасен! Ура! Неужели получилось. Получилось!" Ужасно захотелось повалиться на пол и лежать без движения, чувствуя, как кошмар становится все дальше и дальше.

VI

Кроме Зубова в троллейбусе находилось еще два человека. Мужчина и мальчик. Они сидели на одном из передних сидений. Анатолию захотелось поговорить с ними. После пережитого общение с нормальными людьми, казалось ему глотком свежего воздуха. Но он не стал этого делать. Застегнув пальто, Анатолий посмотрел по сторонам. "Интересно, какой это маршрут?" Он попытался выяснить что-нибудь за окном. Но видел только отражения ярко освещенного салона. Но это было и не важно. Теперь когда он больше не чувствовал себя приговоренным к казни, все казалось не важным. Ему представлялось, как он приедет домой, примет горячую ванну, выпьет чего-нибудь покрепче и провалится в глубокий сон. Сон без сновидений. Еще Зубов подумал о том, что завтра он придет на работу и увидит Володина. Поговорит с ним, расскажет об уродливом старике, об альбиносе. Чем дальше увозил его троллейбус, тем нелепее и смешнее выглядели его сегодняшние похождения. "Ну и перепугался же я. Это же надо так взвинтить себя". Он посмотрел на пораненную руку. Она была грязной, поцарапанной и все еще дрожала. Затем Анатолий вспомнил, что у него есть часы. "Интересно, сколько я пробыл там?" Он взглянул на циферблат. Стрелки не двигались. Тогда он закрыл глаза и на время забылся.

Он пришел в себя от того, что почувствовал сильный холод. Анатолий открыл глаза и обнаружил, что троллейбус стоит, а двери открыты. Ветер гулял по салону. Никто не зашел и не вышел. Зубов выглянул на улицу. Там, на ярко освещенной фонарями остановке, он увидел девушку. Она была необычайно красива. Длинные каштановые волосы, немного печальные глаза, слегка вздернутый носик. Анатолий знал ее. Но не мог вспомнить ни имени, ни где и когда они встречались. От ее взгляда нежного и светлого на душе стало легко и спокойно впервые за весь день. Окружавший его кошмар отступил, звуки исчезли. Зубов как будто снова стал маленьким мальчиком, наблюдавшим прекрасный закат. То, что он искал много лет, то, что он жадно ловил в весеннем воздухе, в ночных звуках, в солнечном свете, теперь находилось перед ним. Ему захотелось выскочить из троллейбуса, подбежать к ней, взять за руку, посмотреть прямо в глаза, утонуть в них, забыть обо всем, что случилось, забыть всю свою прежнюю жизнь, вдыхать ее аромат, слушать ее голос, обнять и не отпускать никогда.

Он был настолько поражен, что не сразу понял, что девушка что-то шептала. Зубов подался вперед, но ничего не смог разобрать. Он следил за ее губами, пытаясь понять, что же она говорит. Незнакомка повторяла какое-то слово. Два слога. Анатолий повторил движение ее губ. "ПРОЩАЙ". Она шептала "Прощай". "Нет, нет, только не это!" Зубов понял теперь, от чего были так печальны ее глаза, она прощалась с ним навсегда. Он больше не встретит ее, никогда и ни за что. Двери закрылись. Анатолий прижался к стеклу. Машина поехала. Девушка смотрела вслед и удалялась, вскоре он уже не мог различить ее в темноте. Забытое напряжение и страх навалились на него с новой силой. Приложив ладони к темному стеклу, Зубов вздрогнул. Увиденное поразило его. Совершенно незнакомый город, старый и странный. Он как будто напоминал что-то, но что именно Анатолий понять не мог. В который раз за день подобная мысль посетила его. Кошмар не закончился. Он затянул Зубова еще глубже. И теперь было ясно, что возвращения нет. Впереди только то, от чего он бежал. Анатолий видел гигантские здания, непонятной архитектуры, арки, мосты, полуразрушенные стены. Что-то пугающее витало в том городе. Дореволюционные постройки причудливо сочетались с готическими башнями, обвитые сухим плющом каменные коробки стояли рядом с современными магазинчиками. Иногда за окном мелькали, как будто родные улицы, но местоположение вещей на них заставляло усомниться в том, что Зубов бывал здесь. Он ничего не узнавал и в то же самое время испытывал дежа-вю. Голова кружилась, а руки дрожали. Анатолий напрягся. Он знал верный способ, как проснуться, если снится кошмар. Нужно просто приказать себе открыть глаза. Сейчас это не сработало. Зубов вспомнил о людях сидящих впереди. Теперь он боялся их, как боялся старика и альбиноса. Они сидели спиной, и таили в себе неизвестно какую опасность. Но надежда все еще теплилась в его душе. Анатолий решил окликнуть их. "Простите, вы не подскажите, который сейчас час". И мальчик, и мужчина обернулись. Анатолий умер бы сейчас от страха, если бы только мог умереть. И вовсе не потому, что лица обоих были мертвенно бледны, а зрачки белыми, а потому, что в сидящих он узнал себя и своего отца.

Мальчик и мужчина молчали. Зубов чувствовал себя так, как будто его только что окунули в холодную воду. Все сны, когда-либо посещавшие его, собрались теперь вокруг, образовав невидимое кольцо. Анатолий понял, что бежать некуда. Он находился в самом центре того, что раньше находилось внутри него самого.

Троллейбус снова замедлил ход и остановился. На это раз открылась только передняя дверь, впустив в салон холодную зимнюю ночь.

Зубов оглянулся. Призраки смотрели на него. Из их белых глаз тонкими струйками текла кровь. Столько скорби и грусти было в выражении их лиц, что Анатолий не выдержал, и тоже заплакал. Воздух вокруг состоял из печали и безысходной тоски. Анатолий понял, что осталось совсем немного. Его губы продолжали повторять "Прощай, прощай, прощай, прощай".

Мальчик и мужчина перестали плакать. На их лицах застыло напряжение и уверенность. От их белых зрачков веяло холодом и злобой. "Это конец. Все решится здесь", - подумал Анатолий. Он ждал.

В салон, словно отделившись от мрака ночи, проникла тень. Это был человек средних лет очень худой и высокий. Ему даже пришлось нагнуться, чтобы не задеть потолок. Он шел прямо на Анатолия. Шел медленно и уверенно. Весил новый пассажир, судя по фигуре не много, однако, от каждого его шага троллейбус оседал и жалобно скрипел. "Что ж, если это последняя остановка, я не стану спорить. Но так просто ты меня не возьмешь. Парень рассчитывает, что я напуган и не буду сопротивляться. Он заблуждается". Анатолий не знал, какой именно опасности ждать от гиганта, но решил действовать уверенно без предисловий. Он опустил руку в карман, в надежде найти там что-нибудь, что поможет ему атаковать. В карманах было пусто. Только ключ. Зубов грустно усмехнулся. "Сойдет. Посмотрим, из чего они сделаны". Он крепко зажал ключ между средним и указательным пальцем. Получился импровизированный кастет. Он понимал, что ему представится возможность всего для одного удара. Но это будет его лучшим ударом. Черный великан приближался. "Иди сюда, переросток". Безумная ухмылка не сходила с лица Анатолия. "Еще чуть-чуть". Гигант находился как раз на расстоянии вытянутой руки. "Пора!"

Зубов вскрикнул и нанес удар...