Под забором
Участковый Дибров пристально разглядывал матерное слово, начертанное на заборе. "Ну и что это значит?", спросил он у лежавшего под забором Макара Тутошкина. Макар лениво повернул голову по направлению к слову и пожал плечами: "Не знаю". Дибров поправил фуражку и сказал: "Не знаешь? А ну встать!" Тутошкин поджал губы и безапелляционно отрезал: "Не встану". "То есть как это, не встанешь?!", - опешил милиционер. "А вот так, не встану и точка", - голос Тутошкина звучал спокойно и уверенно. Это окончательно вывело Диброва из себя: "Встать! Предъявить документы!" "Документы я предъявлю", - рассудительно заявил Макар, - "А вот вставать не буду". "Ты что, скотина, не понимаешь, с кем разговариваешь!", - наступал на Макара не на шутку разъяренный участковый. Тутошкин извлек из кармана бумаги и протянул их Диброву: "Вот мои идентификационные бумаги". Милиционер зло выхватил предложенные ему документы и принялся их изучать. После он ехидно фыркнул и спросил: "Как же так получается, по паспорту вы гражданин Макар Тутошкин, а по документам - Венедикт Дуй-Вишневский?" Теперь уже пришла очередь Макара злиться: "Что ты мне все вопросы задаешь? Я академиев не кончал. Ты власть ты и объясняй". "Что!", - пуще прежнего заорал Дибров и выхватил из кобуры наган: "Вставай, не доводи меня до греха!" Макар не испугался при виде оружия, он произнес все тем же спокойным голосом: "Мой отец лежал под этим забором, а до него мой дед лежал, а до него мой прадед. Весь наш род испокон веку занимался этим. Так что хоть муравьев глотай, а с места я не сдвинусь". "Ну, что же, сам напросился", - прошипел участковый Дибров и три раза выстрелил Макару в голову. "У-у-у!", - обиженно протянул Макар, - "Вон ты как! Я тебя и пальцем не тронул, а ты в меня
из нагана палишь!" Участковый Дибров, слегка обескураженный тем фактом, что наган не возымел должного действия, отскочил на безопасное расстояние и уже оттуда продолжил начатый ранее диалог: "Так ты встанешь или нет?!" "Что ж ты за человек такой", - Макар Тутошкин потер ушибленный выстрелами лоб, - "Сказано тебе, не встану". "Ах, так!", - заревел Дибров и снова выстрелил в лежащего под забором. "Ой, больно!", - на глаза Макара навернулись слезы, - "Я тебя, мил человек, предупреждаю, не стреляй в меня более". "А то что?", - ехидно поинтересовался милиционер, - "Что ты мне сделаешь?" "Я сделаю, я так сделаю! Я тебя быстро в пруд определю", - Макар начал выходить из себя. "В пруд?", - спросил Дибров, перезаряжая пистолет, - "Ну попробуй". Милиционер выпустил в Тутошкина всю обойму. Макар задрожал от обиды и злости: "Скотина! Я сейчас тебе всю физиономию разобью, что ж ты ирод этакий делаешь!" Он попытался подняться с земли, но у него нечего не вышло. Макар пробовал еще и еще раз, но снова и снова падал. Дибров заметил это, и на его лице появилась злорадная улыбка: "Ага!", - сказал он, - "Что ты там обещал? В пруд меня хотел определить?" Участковый, все еще опасаясь гнева неуязвимого Макара, подошел поближе, но ровно настолько, чтобы в случае чего успеть ретироваться, - "Давай, определяй". Макар попробовал встать последний раз, но, поняв всю безнадежность своего положения, свернулся клубком и отвернулся от милиционера. Дибров, одновременно матерясь и гогоча, подскочил к Тутошкину и наступил тому на ухо каблуком сапога. "Ай!", - взвизгнул Макар и попытался высвободить прижатое каблуком ухо. Но Дибров держал крепко, время от времени вращая сапогом, чем причинял извивающемуся на земле Тутошкину неимоверные страдания. "Гнилушка, ты эдакая, сморчок корявый", ласково шипел участковый, - "В пруд меня грозился определить? Я те определю".
Из-за угла появился старец Лука Костромской. Седой и угрюмый он волок на плече мешок. Заметив, что творится у забора, Лука покачал головой. Потом он подкрался к Диброву со спины. Тот был настолько занят издевательством над Тутошкиным, что не заметил готовящегося подвоха. А старец поплевал на ладони, замахнулся и огрел милиционера мешком. Тот вскрикнул от неожиданности, схватился за сердце, пошатнулся и замертво рухнул к ногам Луки. Освобожденный, но все еще перепуганный Макар, отполз к забору, потирая посиневшее ухо. Он посмотрел на труп Диброва, затем перевел взгляд на Луку, потом опять на труп и дрожащим голосом спросил: "Дедушка, что вы с ним сделали?" Лука Костромской нахмурил брови, поднял палец к небесам и назидательно изрек: "Пыльным мешком получил по голове он! Поделом ему!" Вдруг старец захихикал, достал из кармана карамельку и, подмигнув, шокированному Макару, зашвырнул ее в рот. Жевал ее Лука увлеченно, громко чмокая, хрустя и как-то все время по-идиотски ухмыляясь. "Что же теперь будет", - испуганно выдохнул Тутошкин. Старец снова стал серьезным и, запустив руку в свою длинную, густую бороду, сказал: "На это нет времени. Просто слушай и не перебивай. Есть две вещи не подвластные ни мне, ни тебе, ни буфетчику Капитону. Они находятся одна в другой, но в тоже время в трех днях пути друг от друга. Одна напоминает закат, другая схожа с рассветом. Соединенные вместе, они образуют третью вещь, которая заставляет сердце человеческое биться и петь. И еще, не там праздник, где колокола, а там, где добрые дела!" Неведомо откуда выпорхнула стая белоснежных голубей. В небе сверкнула молния, и пошел первый майский дождик. Лука и Макар смотрели наверх, и лики их были чисты и светлы. Во всем мире наступила весна.
