Luka - Рассказы

Романтик

Все началось с того, что у астронома Герасима Укропова в бороде завились козявки. Он пришел к цирюльнику Анастасу Васильеву и сказал: "Сбрей мне бороду". Васильев не понял просьбы, поскольку был с рождения немного глуховат. Вместо "сбрей мне бороду" ему послышалось - "набей мне морду". И Анастас с удовольствием оказал Укропову данную услугу. Герасим вернулся домой ни с чем. Теперь помимо козявок в бороде, у него было еще и диспропорциональное лицо.

На пороге он столкнулся с соседкой Тамарой Ксенофонтовной Якшинской. Она была уже довольно старенькая и плохо видела, поэтому ей показалось, что к ней приближается иеромонах, чтобы забрать ее в монастырь. Она пронзительно взвизгнула и побежала на кухню. Там Якшинская схватила чайник с кипящей водой, догнала Герасима и окатила того с ног до головы крутым кипятком. Теперь у Герасима Укропова были не только козявки в бороде и диспропорциональное лицо, но и ожоги третьей степени.

Вечером того же дня к Герасиму пришел господин Заподьяльский и по неосторожности откусил ему нос, а после господина Заподьяльского являлись Фома Терешкин, Тарас Кутиков и ростовщик Семен Либерман. Проводив их, Герасим не досчитался двух пальцев на правой руке и одного на левой. "Если так и дальше будет продолжаться, я поимею серьезные проблемы со здоровьем", - заключил Укропов, разглядывая себя в зеркало, - "Надо сходит к гадалке". Приняв сие решение, Герасим надел шляпу и калоши и отправился к своей знакомой Мимозе Венедиктовне Вьющенко - известной в определенных кругах особе.

Уже на подходе к дому, где проживала Мимоза Венедиктовна, Герасим повстречал кучера Гаврилу. Тот был пьян в стельку и играл на балалайке. "Здравствуй, Гаврила", - поприветствовал его Укропов. Гаврила окинул Герасима мутным взглядом, икнул и лопнул. "Вот это да!", - Укропов не знал, что и подумать. И тут он заметил, что на том месте, где ранее находился кучер, теперь появилось фиговое дерево. На каждой из его ветвей сидело по птице, а на каждой из птиц было по пожарнику в блестящей каске. Пожарники строили Герасиму страшные рожи и показывали языки. "Чудно!", - произнес Герасим и поспешил к Мимозе Венедиктовне, дабы поделиться с ней этим своим удивительным наблюдением.

Входит он в комнату к госпоже Вьющенко и видит, сидит та на подоконнике, ножки на улицу свесила, а сама сапог кирзовый ест. "Здравствуйте, многоуважаемая Мимоза Венедиктовна", - сказал Герасим, - "Позвольте полюбопытствовать, что это вы делаете?" Госпожа Вьющенко смерила Укропова презрительным взглядом и, откусив очередной кусок от кирзового сапога, произнесла томным голосом: "Все-то у вас, Герасим Поликарпович, не, слава богу. Я так подозреваю, что вы ко мне по поводу козявок в бороде пришли?" "Да, точно так. Ну и еще кое-какая оказия со мной приключилась", - ответил, удивленный проницательностью гадалки, Герасим. "Знаю, знаю, я обо всех ваших оказиях, мой любезный друг и про дерево с пожарниками мне также доподлинно известно", - все тем же томным голосом оповестила Мимоза Венедиктовна. "Вот так женщина!", - воскликнул Укропов, - "Цены вам нет, дорожайшая Мимоза Венедиктовна". "Ах, полноте, Герасим Поликарпович, вы меня, право, смущаете", - уже более гостеприимно заговорила госпожа Вьющенко. "Подойдите-ка сюда", - поманила она к себе пальчиком Герасима. Укропов подошел. "Не желаете ли сапога отведать?", - поинтересовалась Мимоза Венедиктовна, протягивая Герасиму кирзовый сапог. Укропов удивленно посмотрел на гадалку и вежливо отказался от предложенного угощения: "Благодарствую, милейшая Мимоза Венедиктовна, но и четверти часа еще не прошло, как я имел удовольствие у Григориана Григориановича отобедать". "Ну и что?", - настаивала Вьющенко, - "То был обед, а это будет ленч, на аглицкий, так сказать, манер". И она сунула кирзовый сапог прямо под нос Герасиму. Тот слегка попятился назад: "Я, как-то к ленчам не привыкший, знаете ли. Вы, пожалуйста, кушайте, а я просто так, за компанию посижу". "Нет, нет, нет, я настаиваю, Герасим Поликарпович!", - Мимоза Венедиктовна проворно соскочила с подоконника и, подойдя к Укропову начала запихивать ему в рот кирзовый сапог. Герасим отскочил как ошпаренный в другой конец комнаты и, отплевавшись, произнес: "Вы, Мимоза Венедиктовна, рехнулись что ли? Как же это возможно сапоги есть?". "А ну ешь!", - сделав грозное лицо, наступала на него Мимоза Венедиктовна. "Да не буду я ваш сапог есть. Категорически отказываюсь. Он к тому же и грязный весь. Еще не известно, какую заразу можно от него подцепить", - отпирался, как мог Укропов. "Ах, так!", - взвизгнула Вьющенко, - "Вы я вижу, Герасим Поликарпович, сволочь порядочная, если даме в таких мелочах отказываете". "Какая же вы дама, если такими словами приличного человека обзываете", - разозлился Укропов, - "Я к вам как к другу шел, а попал, я смотрю, в сумасшедший дом". "Это где же вы, сударь, сумасшедший дом увидели?", - Мимоза Венедиктовна приближалась. "А здесь и вижу", - ответил Герасим и попятился к дверям. "Не забывайтесь сударь! Вы не на базаре!", - госпожа Вьющенко подошла вплотную к Укропову. "Ну, что, будешь есть сапог?", - спросила она. "Нет. Не буду", - ответил Герасим и попытался нащупать дверную ручку за своей спиной. "А раз так:", - сощурив глаза, сказала Мимоза Венедиктовна, - "То вот сейчас придет мой муж, и я ему скажу, что вы, Герасим Поликарпович, меня насильно принуждали заняться с вами любовью". "Что!", - воскликнул Укропов, - "Вы не посмеете!" "Посмотрим", - сказала Вьющенко, садясь в кресло, - "Я вас так по всему городу распишу, что вас ни в одно приличное общество не примут". "Что же это делается?!", - закричал, загнанный в угол, Укропов. "Последний раз, по-хорошему, спрашиваю, будете сапог кушать?", - спросила Мимоза Венедиктовна. Герасим сокрушенно опустил голову и махнул рукой: "Ладно, давайте сюда ваш сапог". "Вот это другое дело!", - обрадовано воскликнула Вьющенко, - "И ни к чему было артачиться и людям нервы трепать". Укропов послушно принял из рук Мимозы Венедиктовны кирзовый сапог и принялся с отвращением его жевать.

Неожиданно дверь в комнату открылась, и на пороге появился супруг Мимозы Венедиктовны Вьющенко - Лаврентий Оскарович Вьющенко. Он не без любопытства оглядел всех присутствующих, особенно Герасима и поинтересовался у своей жены: "Душа моя, что это вы здесь так шумите, даже на улице слышно?" "Да ничего особенного", - безразлично ответила Мимоза Венедиктовна, - "А здороваться тебя никто не учил?" "Простите великодушно", - извинился Лаврентий Оскарович и подошел к Герасиму, протягивая руку, - "Здравствуйте сударь, не имею чести:" Укропов бешено задвигал челюстью, прожевывая и проглатывая огромный и жесткий кусок кирзового сапога, который он откусил как раз в тот момент, когда супруг Мимозы Венедиктовны вошел в комнату. Наконец ему это удалось и он, пожав руку Вьющенко, представился: "Герасим Поликарпович Укропов, астроном". "Астроном? Как интересно", - сказал Вьющенко и еще раз пожал Герасиму руку. После этого он развернулся на каблуках и обратился к своей супруге: "Душа моя, по дороге я встретил Порфирия - нашего старосту. Он мне сообщил неприятную новость". "Какую же новость он тебе сообщил?", - безо всякого интереса спросила Мимоза Венедиктовна. "Он сказал, что наши крестьяне, те, которых мы купили на прошлой недели, затеяли что-то нехорошее, вроде как бунт хотят устроить. В общем, неспокойно, тревожно нынче на гумне. Мне бы туда сходить, посмотреть, что да как". "Ну, так сходи и посмотри", - Мимоза Венедиктовна зевнула. "Пожалуй, я так и сделаю. Схожу на гумно с Порфирием - нашим старостой", - кивнул Лаврентий Оскарович. "Ехать на гумно далеко, так что скажи Глаше, чтобы ужин без меня подавали. А я у Порфирия - нашего старосты поем", - Лаврентий направился к дверям, но на выходе остановился, - "Послушай, душа моя, там, в прихожей только один мой кирзовый сапог стоит, а мне бы и второй не помешал". "Ха!", - вскрикнула Мимоза Венедиктовна, как будто только и ждала этого вопроса, - "Второй сапог, говоришь? А нет его, второго сапога". "То есть, как это нет?", - удивился Лаврентий Оскарович, - "Куда же он подевался?" "А вот этот господин его слопал", - сказала Мимоза, показывая на Герасима. Лаврентий Оскарович обернулся к Укропову. У того был довольно жалкий вид: он стоял возле стены с глупым выражением лица, а в руке держал недоеденный кирзовый сапог. "Ничего не понимаю", - Лаврентий Оскарович теперь имел не менее глупое выражение лица, чем Герасим, - "Зачем же вы, любезный, мой сапог съели?" Укропов промычал что-то и потупил взор. Мимоза Венедиктовна поднялась с кресла: "Он оттого твой сапог съел, что он настоящий романтик. Поэтическая душа". "Это что получается, каждый романтик будет к нам в дом приходить и мою обувь кушать?", - недоумевал Лаврентий Оскарович. Он подошел к Герасиму: "Знаете что, сударь, может у вас, у романтиков так оно и принято - сапоги на обед употреблять, я, однако ж, подобного в своем доме не потерплю. Астроном, романтик, скажите, пожалуйста: А как я, по-вашему, теперь должен на гумно ехать?" Герасим протянул Вьющенко все, что осталось от кирзового сапога. "Ты только посмотри, дорогая, как мило", - краснея от гнева, произнес Лаврентий Оскарович, - "Этот тип предлагает мне вот в ЭТОМ на гумно ехать". Он выхватил из рук Укропова остатки своей обуви и потряс ими в воздухе. "Только не устраивай сцен", - Мимоза Венедиктовна отошла к окну, - "Езжай, как есть, а завтра я Глашу отправлю за новыми сапогами". "А с этим что делать?", - спросил ее супруг, показывая надкусанный со всех сторон предмет обуви. "Отдай его Герасиму Поликарповичу. Раз уж он начал кушать, пусть и доедает", - ответила Мимоза Венедиктовна.

Герасим вышел на улицу. Он был сконфужен и разозлен. "Как же я в такой переплет угодил?", - спрашивал он сам себя, - "Ноги моей в этом доме больше не будет". Он на минуту задержался перед фиговым деревом и посмотрел на пожарников. Те уже не корчили рожи, они вовсю были заняты игрой в чижа. "Счастливые!", - завистливо подумал Укропов. Пройдя два квартала, Герасим обнаружил, что до сих пор несет в руках кирзовый сапог, подаренный ему Лаврентием Оскаровичем. "Тьфу ты, дрянь такая", - Герасим с омерзением отшвырнул сапог подальше от себя. Сделав крутую дугу в воздухе, сапог тяжело шлепнулся в заросли лопухов возле забора. Оттуда послышался отборный мат, а еще через мгновенье показалась красная морда Анастаса Васильева - цирюльника. Он не стал долго церемониться с Укроповым, повторив проделанный ранее трюк с изменениями пропорций лица Герасима, он еще и обрил того наголо. Теперь у Герасима Поликарповича Укропова не было ни волос, ни бороды, но зато не было и козявок. Таким вот замысловатым образом Герасим избавился от своих проблем и зажил вполне счастливо. По вечерам он, как и прежде сидел на чердаке и наблюдал в телескоп звезды. А в гости к Мимозе Венедиктовне он больше не ходил. Да и зачем было к ней ходить, если ее вместе с супругом зажмурили взбунтовавшиеся крестьяне во главе с Порфирием - старостой.

Что же касается фигового дерева с пожарниками на нем, то его забрали себе заезжие голландские селекционеры и путем нехитрых экспериментов вывели курительную коноплю. ВСЕ!