Luka - Рассказы

Мещанский рассказ

Сытно отобедав, Толмудеев смачно рыгнул и вытер жирные пальцы о скатерть, потом рыгнул ещё раз и сказал: «Всё, баста. Полопали и будя». Затем он встал из-за стола, грузной походкой прошёлся по комнате, потянулся, зевнул, остановился возле окна и высморкался в занавеску. Проделав сей фокус, он плюхнулся на диван, издав при этом непристойный звук.

В это же самое время его сосед Фома Дудкин сидел босой на табурете. Его красное и опухшее от постоянного пьянства лицо с маленькими заплывшими глазками не выражало никаких эмоций. У его ног, на полу примостился маленький, худенький мальчик лет восьми, его младший сын. На мальчике была старая, почерневшая от копоти и грязи рубашонка, через дыры которой проглядывало его дистрофичное тело. Мальчик играл на балалайке. Выходило скверно. Он постоянно путал и брал не те ноты, что очень злило Дудкина, и он то и дело отвешивал мальчонке оплеухи, приговаривая при этом: «Что же ты, сучье вымя, мелодику поганишь! А ну играй как след. Зря, что ли за учение плочено?!» После каждого удара мальчик всхлипывал, тёр нос и глаза рукавом рубахи и принимался играть с новой силой и старанием, однако не проходило и минуты, как он сбивался и в очередной раз получал оплеуху.

В доме напротив располагалась мясная лавка Кузьмы Илларионова. Он только что закрылся на обед и теперь, кряхтя и сопя, извлекал что-то из-под голенища сапога. После нескольких минут потуг и страданий он явил свету серую, отвратительно пахнущую тряпицу, положил её на прилавок и развернул. В тряпице лежали деньги, сотенные купюры, но все они были старые, потрёпанные и замусоленные от постоянного хранения в сапоге. Довольно ухмыльнувшись, Кузьма принялся их пересчитывать. Когда он уже почти покончил со своим занятием, через заднюю дверь лавки вбежал пегий кабель Вьюнок. Это был старый дворовый пёс с бельмом на глазу. Облизываясь в предвкушении вкусного угощения, колбасной кожуры или хряща, Вьюнок, виляя хвостом, подошёл к Кузьме Илларионову и уткнулся ему в ногу носом как бы возвещая о своём появлении и готовности к обеду. Лавочник вздрогнул от неожиданности и сбился со счёта. Это привело его в неописуемую ярость, и он ударил пса ногой по рёбрам. Вьюнок отчаянно взвизгнул и кинулся прочь. Кузьма погрозил ему вслед кулаком, процедил сквозь зубы многоэтажное ругательство и начал пересчитывать свой капитал заново.

На соседней улице с той, на которой находилась мясная лавка, расположилась ростовщическая контора Укропа Филипповича Шмыкова. Оттуда красная от стыда и обиды стрелой выскочила молодая, хорошо одетая барышня. Она поминутно подносила платок к заплаканным глазам. Из конторы ей в след доносился злой смех вперемежку с бранью. Вскоре показался и сам Укроп Филиппович, а за ним семенила его супруга Аглая Поликарповна. «Ишь, ты фифа! Артисточка!», – басил Шмыков, – «Знаем мы таких! Корчат из себя бог весть что, а как пришла беда, так сразу – Укроп Филиппович, Укроп Филиппович, будьте так любезны, отсрочьте выплату по векселям!» Последнее Шмыков произнёс писклявым, отвратительным голосом. Его супруга не отставала: «Ежели всем отсрочивать будем, так сами без порток останемся! Сначала они с полюбовниками хвостами вертят-с, а как полюбовник ихний сбежали, так таперича норов свой поумерили-с!» Вокруг конторы Шмыковых начала собираться толпа зевак, среди которых было много острословов и просто любопытных и охочих до чужого горя бездельников. И вот в спину удаляющейся барышне полетели сальные шуточки, свисты и скабрезности.

В противоположной части города происходили совсем иные события. В гостиной князя Николая Степановича Святозарова молодые офицеры в белоснежных мундирах, обступили Наталью, его младшую дочь, только что закончившую играть на фортепьяно, и стали упрашивать её исполнить ещё один романс. Лёгкий ветерок колыхал шторы на окнах, соловьи безумствовали перед закатом, а в тихом саду там, где аромат сирени кружил голову и пьянил словно вино, молодой корнет Тополевский краснея и смущаясь признался Лизоньке Золотницкой в любви.

А ночью из могил повылезали зловещие зомби и всех сожрали. Без разбора.

P.S. Уважаемые господа писатели, сей рассказ весьма поучителен и должен служить примером того, как следует правильно писать концовки (не важно в каком жанре вы творите или каким литературным формам отдаёте предпочтение). Как вы сами можете видеть, финал здесь прост, хлёсток, остроумен и не лишён некоторого изящества.

Многие авторы грешат тем, что затягивают повествование, разбрасывают пригоршни слов в ветреный день или льют воду откровений в дождливую погоду. Избегайте этого! Соловья баснями не кормят, это раз. Меньше слов, больше дела, это два. Сидит дед во сто шуб одет, а кто его раздевает, тот сто слёз проливает, это три.

ВСЁ!